— Ох, и да, Дарен. Я хочу чтобы в этот раз ритуал провёл именно ты.
Существо из тьмы и костей уютно свернулось на алтаре. Мало кто мог понять по этому огромному черепу, украшенному гигантскими клыками, в каком настроении оно находится сейчас. В низком гуле, неприятно разносящемся по всему алтарному залу, немногие услышат игривое воркование. Но Дарен видел: его Властитель сейчас очень весел.
— Если такова Ваша воля, то конечно же. Спасибо Вам за то, что защищаете нашу ничтожную деревеньку.
Юноша глубоко поклонился. Ему-то было плевать на эту деревню и всех её жителей (кроме одного), но это его долг — защищать её и служить единственному и неповторимому Властителю, который напротив, был её добрым и верным хранителем. Наверное, это в нём юношу и восхищало. Он даже согласился разобраться с такой нелепой проблемой как нашествие крыс! Сам-то Дарен не особо хотел с ними возиться.
А Властитель довольный хихикал, предвкушая свою шутку над любимым питомцем.
***
— ДАРЕН, ТЫ СУЧИЙ ПОДОНОК, ИДИ СЮДА!!!
Женщина в сорочке схватила парня за грудки и швырнула в стену. Словно дикая горилла. Дарен был уже в своём рабочем балахоне, да, не самом красивом, но ему всё-таки нужно было выглядеть на работе прилично. И что же на неё нашло?
— Ма-мам? — откуда-то из угла раздался ломающийся высокий голос. — Что случи-
Женщина, трясясь, с искажённым от ужаса лицом оттягивала ворот сорочки и тыкала в грудь. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это за сцена. В этот дом уже сколько людей заходили, которые вели себя так. Только они не швыряли верховного жреца в стену.
— Кхм, да, мам, это оно.
На лице лежащего на полу юноши не дрогнул ни один мускул. Он равнодушно смотрел на женщину, на её панику, на её дикий вой. Вообще-то ему хотелось поскорее свалить на работу и единственное что Дарена во всей этой ситуации радовало — в этот раз жертву не придётся искать. А ещё эта женщина достаточно сильно хочет жить чтобы не убить себя до ритуала. Последнее было бы проблемой. Но в своё время она продала собственного сына за то, чтобы подольше пожить, так что она точно не покончит с собой до нужного момента.
Когда мать безвольно упала на диван, Дарен поднялся. Тогда она повернула к нему своё заплаканное лицо и просипела:
— Прошу... попроси Его... заменить... я же...
В ответ она получила мягкую, печальную и сочувствующую полуулыбку (точнее, такую она хотела бы видеть):
— Да, мам. Я поговорю с Ним.
Бросив взгляд на спешащего к матери Алана, Дарен быстрым шагом покинул дом.
***
Верховное жречество уже давно собралось и уютно тусило на террасе. В такую рань начинался рабочий день, но люди не спешили жаловаться на свои проблемы. Старый жрец довольно развалился на скамейке, занимая её всю, хотя та рассчитана человек на пять, не меньше.
— О! Дарен! А ты сегодня припозднился! Тебя что, телега переехала или коровы затоптали?
Его грубоватое приветствие всегда красило утро. Был ли хоть один день, когда этот дедан не комментировал чужой внешний вид максимально грубым образом?
— Доброе утро. Рад сообщить, я уже нашёл жертву, — теперь улыбка Дарена была чуть более искренней.
Не поймите неправильно, Дарен не желал зла своей матери. Но его радовало что от самой унылой части работы он уже освобождён.
Молодая (но всё же старше Дарена) жрица осторожно поинтересовалась:
— Да-а? И кто же это?
Если бы Дарен хорошо различал выражения лиц, то видел бы борьбу между радостью «ой как хорошо всё получилось» и ужасом перед очередным убийством человека. Но он не различал и ему казалось что жрица хотела чихнуть. Даже готовился сказать «будь здорова», если это случится.
Старый жрец соображал быстрее. Он охнул от своей догадки и быстро собрался, занимая теперь не все пять, а только пару мест пятиместной скамейки.
— Скажи, это же не кто-то из твоей семьи?
— Хм? Да, это моя мать.
Дарен ответил быстро, не заметив как изменились в лице его коллеги. Жрица посерела и задрожала, а старик одарил юношу настолько сочувствующим взглядом, насколько мог при таком чёрном и каменном сердце, как у него.
— Знаешь, я мог бы... — неуверенно замямлил он.
Дарен парой широких шагов приблизился к скамье и сел на освободившееся место рядом с ним. На лице молодого жреца была спокойная улыбка:
— К сожалению, такова воля Владыки.
Оба жреца замолчали. Они поняли, в чём состояла шутка и никто из них не посмеет противиться Его воле. Но оба глубоко задумались, в первую очередь о своих семьях.
Молчание прервал Дарен, который, кажется, чувствовал себя расслабленнее всех:
— Я думаю, её стоит схватить заранее. Вряд ли она будет смиренно ждать когда мы придём.
Старый хрыч кивнул, вспоминая мать Дарена ещё более молодой, чем она есть сейчас.
— Я отправлю послушников.
***
В следующий раз Дарен с матерью встретились в подсобке, где жертв готовили к ритуалу. Жрец шебуршал в бесконечном количестве всяких сушёных трав и грибов. Чтобы приготовить то пойло, что моментально сносит крышу жертвам, требовались они все, а вот на накуривание алтарного зала — только некоторые. Здесь до него хозяйничали старшие жрецы, ответственные за порядок в зале, а потому всё находилось в сущем беспорядке. Ещё бы — девять месяцев никто из высших жрецов сюда не заглядывал! При этом каждая должна настаиваться по отдельности!
Когда в подсобку завели мать, Дарен хотел было сорваться на пришедших, но так как перед ним стала драгоценная жертва, он не стал, а грубо выслал парочку.
— Привет. Хорошо спалось?
Сам Дарен почти не спал. И виной тому был Алан, который то выл, то орал, то пытался выбить дверь старшему. В конце концов за ночь ему удалось подремать, дай Властитель, хотя бы один час. Сейчас-то капризный говнюк отсыпался перед ритуалом, но вот Дарен так не мог.
Впрочем, женщина перед ним выглядела не лучше. Она так и была в сорочке, которая выглядела так, будто её волокли по земле. Возможно, так и было. Некоторые послушники не церемонились.
— Отвратительно, — искренне ответила она.
Дарен отвернулся и продолжил выкладывать травы для заваривания. Скоро котелок закипит и можно будет переходить к финальной части создания пойла.
— Отлично, — дежурной заготовкой ответил жрец. — Хорошо кормили?
Женщина замялась. Она стояла прижавшись к стене и обхватив себя руками. Её полубезумный взгляд неотрывно следил за затылком сына. Она ведь могла хорошенько по нему ударить и... Пусть Дарен и взрослый парень, в их семье мать всё же была самая сильная. По крайней мере, хотела в это верить. В её глазах он был худощавым подростком и она даже не могла поверить, чтоб у него хватило силы чтобы вскрыть мамину широкую грудную клетку. От наваждения женщина качнула головой: нет, она помнила, как непринуждённо Дарен расправлялся с куда более крупными мужчинами и в более юном возрасте.
— Кормили...
С тяжёлым вздохом, наконец, она откликнулась. В ответ Дарен к ней повернулся всё с той же улыбочкой. Теперь женщина была немного спокойнее (не считая того, что её вот-вот убьют!) и видела, что это обычная ничего не выражающая формальная улыбка. А она-то надеялась...
— Вот и хорошо. Тебе с ванилью или с ягодами?
Так как она прежде с сыном не общалась вплоть до вчерашнего утра, то вытаращилась, не зная что ответить. Ей было невдомёк, что это буквально последний выбор, который она может сделать в своей жизни: выбрать бадягу с запахом ягод или ванили. Но так как она ритуалы не пропускала, то замечала в жертвах странное...
— Напиток. Тебе с ванилью или ягодами?
... и причиной тому был напиток. Возможно, интересуйся она жизнью своего первенца чуть больше, то у неё бы была возможность сбежать ещё вчера. Хотя за ней пришли даже раньше, чем за прочими.
— Ванилью.
— Вот как. Ясно... — Дарен, очевидно, сделал какие-то свои выводы и отвернулся.
— Прости меня.
— Что? — жрец повернулся лицом к женщине, едва не роняя последнюю порцию «щучьего порошка».
— Прости меня. Я была паршивой матерью, да? Отдала своего сына монстру.
Дарен чуть не зашипел, но сдержался. Сейчас он должен быть максимально добр и любезен к жертве. Не так важно, какую чушь они говорили, все они — не в себе. От счастья и волнения, разумеется. От чего же ещё?
— Значит так ты говоришь о том, кто дал тебе пожить дополнительные двадцать лет? — в голосе Дарена зазвенел холод. — Нонна.
Дарену всегда было неловко звать её «мамой». И сейчас он почувствовал странное облегчение от того, что обратился к этой женщине по имени, а не по формальному статусу её. Нонну это тоже не покоробило, но она жалобно заглянула в глаза жреца, словно ища в них понимания.
— Нонна, я хочу сказать тебе спасибо, — внезапно, со всей искренностью тот сообщил. — Я искренне благодарен тебе за то, что ты произвела меня на свет. Я счастлив принадлежать Владыке и я нисколько не обижаюсь на то, что не видел от тебя любви. Ведь я никогда не был тебе сыном. А ты никогда не была мне матерью.
Жрец взял со стола чашку и вложил её в руки жертве.
— Сегодня ты вернёшь долг Владыке и станешь с Ним единой. Разве это не тот исход, которого ты ждала?
Руки женщины задрожали. Но не от ужаса. От гнева. Нонне потребовалось очень много сил чтобы не разбить эту чашку об смазливую рожу Дарена.
— Да если б... Если б... Если б я только знала, какого ублюдка рожу, то свалила бы в лес ещё до встречи с вашим батей!
Она сорвалась на крик, но напиток отправился куда полагается — прямо ей в горло. Почти без помощи Дарена! Чашка разбилась вдребезги где-то над левым плечом парня и вот молодой человек ведёт обмякшую, покрытую глиняной крошкой женщину ко столу, где она — главное блюдо.
Алтарь свободен, Владыка парит над головами деревенщин, с нетерпением ожидая угощения. Вид его верного питомца его не радует: грязный, помятый, потрёпанный и, кажется, свою будничную мантию он не стирал уже неделю. Пустяк, но обидно. Надо будет выдать правило чтобы следили за своим внешним видом.
Кроме Дарена и Нонны лица каждого человека скрыты за маской. Особенно это важно для Алана. Алана держали за алтарём, в месте с самым лучшим видом и одновременно в месте, где он меньше всего способен помешать процессу. С его стороны и распространялся дурман на весь зал.
Дарен усадил женщину на алтарь, а потом уложил её. Он гладил её по голове, как она гладила Алана в его детстве. И шептал ей о том, как же ей сегодня все благодарны.
И это правда. Каждый в этом зале ей глубоко признателен за то, что она прожила эти чёртовы двадцать лет.
За то, что крысы не сожрут посевы и не убьют младенцев.
За то, что сегодня жертвы не они.
Нонна должна быть счастлива в это мгновенье!
Деревенщины закружились в танце, а Дарен стал громко читать молитву. Получалась нелепая какофония, но из-за дурмана все слышали только музыку. За этой музыкой никто не слышал криков женщины, которой вскрывали грудную клетку.
Дарен был аккуратен, насколько мог и стремился закончить как можно быстрее. Аккуратность и скорость — его профессиональное кредо, ведь так вернее можно добыть сердце бьющимся, а жертву легче довести до алтаря.
Владыка радостно принял сердце женщины с рук её сына. Это удивительно, как быстро кровавый плод исчезал во тьме, что источал Властитель.
Но в этот раз праздник был недолгим: в мелодичной какофонии был один звук, что диссонировал с праздничной обстановкой. Алан. Может быть, это Дарен был слишком мнительным по отношению к нему, но его рёв перекрывал все прочие звуки. А нет, многие тоже оборачивались на место для членов семьи жертвы.
***
Из-за Алана праздник продолжался недолго. Вот уже через пару часов Дарен вытаскивал пока ещё более мелкого брата на улицу. Вся троица верховных жрецов собралась у входа, хотя двое из них могли бы продолжить празднование. Но оба казались обеспокоенными и как-то странно погладывали на шатающегося под весом младшего брата Дарена.
— Я... я могла бы помочь? — срывающимся голосом предложила девушка.
Она нервно крутилась, постоянно оглядываясь куда-то вправо, где был её дом. Дарен же был спокоен, если не считать того, что ему и себя было тяжело держать на ногах, а тут на нём висел хлюпающий носом Алан.
— Всё нормально, мне не далеко, — прохрипел виновник торжества и поплёлся в сторону своего дома. Старик посмотрел ему вслед в хмыкнул:
— Ну, как знаешь, — его взгляд обратился на взволнованную девушку. — Думаешь, что это коснётся и твоих?
Жрица, кажется, была одновременно обрадована и испугана догадливостью старика:
— К-конечно! Просто, я...
Она замолчала. Да, это лицемерно надеяться что статус верховной жрицы даст иммунитет твоей семье и она ненавидела лицемерие. Но ничего не могла с собой поделать. А вот старик рассмеялся:
— Ладно тебе! Я уж сколько лет верховный жрец. И знаешь? Все мои живы и здоровы! Не смотри на Дарена, он всё-таки не такой как мы с тобой.
Жрица поняла, что эти слова старый хрыч говорит скорее себе, чем ей, но всё равно почувствовала облегчение.
— Да, спасибо. Тогда я тоже пойду. До завтра?
— Не-е-е, я завтра выходной. Ты ж не хочешь заставить мои старые кости на работу в выходной тащиться? Вот когда приду, тогда увидимся!
Старик бодро ускакал в темноту, а девушка вздохнула. Ей очень хотелось выкрикнуть ему пару ласковых, за его мерзейший характер, злобность и двуличие. Но он и Дарен выполняли почти всю грязную работу. А она... Могла только проглатывать оскорбления, которые рвались из неё наружу и прикидываться паинькой. Всё-таки она ненавидела лицемерие.
***
Тем временем Дарен столкнулся со своим извечным врагом. Дверным замком.
По правде, не было никакого смысла запирать дверь на замок когда вся деревня собралась в храме. Многие жители так и не делали. Но Дарен был не многие. У Дарена было много такого, из-за чего дверь приходилось держать под замком. С самого детства недовольные Властителем жители стремились как-то навредить Дарену, отчего вся семья завела привычку запирать окна и двери когда все уходят. Проблема в том, что после ритуала открывать эту дверь — самое геморное.
Дарен сбросил с себя хлюпающую тушу Алана и минут десять возился с замком, пока Алан не проявил сознание и не открыл дверь за него, прежде чем снова превратиться в хныкающего овоща.
Дарен приволок брата в гостиную и усадил на диван, мягко поглаживая по его белоснежным кудрям. Точно такие движения он подглядел у матери. Нонна вообще была довольно ласковой мамой по отношению к Алану. Видимо потому он и вырос таким хлюпиком.
— Ты... ты тварь, — простонал хлюпик, отталкивая руки брата.
— Нет, я всего лишь выполнял свой долг. А она — свой.
— И когда она так задолжала?
— Ты знаешь, когда. До твоего рождения.
Разговор проходил как во сне. Иногда Дарену даже казалось, что отвечает он не Алану, а своему воображению, которое придумывает реплики за него. Но один вопрос Алан задал точно:
— А если... если Он однажды изберёт меня, то меня ты тоже?
И Дарен тогда точно ответил, совершенно легкомысленно:
— С чего бы Ему тебя отмечать? Не говори глупости. И спокойной ночи.
***
Уже через год Дарену пришлось сделать выбор.
